Полина Стрельцова — историк архитектуры, научный сотрудник Музея архитектуры им. А. В. Щусева, специалист по архитектуре модернизма.
«Ладовский заговорил о психологии восприятия, о власти архитектора над сознанием человека.
Он впервые заговорил о масштабе, с которым работает архитектор, и о необходимости помочь справиться с этим масштабом будущему пользователю архитектуры»
Николай Ладовский — герой, опередивший своё время. Судя по мозаике фактов, которая складывается перед исследователями (традиционно без внушительного количества деталей), это тот самый случай, когда один в поле воин. После знакомства с архивными документами кажется невероятным, что благодаря воле и таланту одного человека Архитектурный факультет ВХУТЕМАСа стал новаторским, экспериментальным, единственным в мире местом, где учили авангардной архитектуре.
Один из недостающих кусочков мозаики в этой истории — биография главного героя. Про Ладовского известно мало, в основном то, что он сообщает сам. Например, в сопроводительном письме при поступлении в МУЖВЗ он пишет:
«Я работаю в архитектуре 16 лет, люблю и живу ею…»
Н. Ладовский и студенты ВХУТЕМАСа. 1922.
Позже на одном из заседаний с коллегами он говорит, что работал литейщиком и строителем, видимо, не имея профильного архитектурного образования. Рисуется образ талантливого архитектора-самоучки, умеющего работать руками и влюблённого в своё дело. И судя по тому, как активно он погружается в творческие эксперименты начала 1920-х годов, тут действительно не обходится без сильного чувства.
После окончания обучения Ладовский устроился на работу в архитектурную мастерскую Моссовета, где ведущие архитекторы занимались разработкой плана реконструкции Москвы. Эта деятельность объединяла большую часть будущих преподавателей ВХУТЕМАСа, в том числе и профессоров экспериментального отделения. Направление творческих поисков определял старший зодчий Владислав Жолтовский, последовательный сторонник неоклассики в архитектуре, пользовавшийся непререкаемым авторитетом в профессиональной среде.
Уже в 1919 году Ладовский, работая под началом Жолтовского, создаёт комиссию архитектурно-скульптурного синтеза, в дальнейшем — комиссию живописно-скульптурно-архитектурного синтеза (Синскульптарх и Живскульптарх), в которой архитекторы, скульпторы и художники, объединив усилия, занялись поисками новых путей развития архитектуры. Они разрабатывали проекты новых типов зданий (Совдепа, Дома-коммуны, Храма общения народов) и занимались теоретической проработкой вопросов архитектурного творчества в новых динамичных геометрических формах. Здания собирались проектировать ярких цветов, совсем без декора и отсылок к архитектурным стилям прошлого.
После того как работы комиссии были показаны на небольшой отчётной выставке при Наркомпросе, Ладовский выходит на первый план архитектурной жизни как революционер и экспериментатор. Появляется заметная творческая оппозиция неоклассике и Жолтовскому, который возглавлял на тот момент все имеющие вес прогосударственные архитектурные организации. Ладовского поддержали несколько молодых коллег и студенты-архитекторы. В 1920 году в возрасте 39 лет, спустя три года после получения диплома о высшем образовании, он становится профессором ВХУТЕМАСа.
С этого момента факультет делится на два лагеря с говорящими названиями: «большинство» и «меньшинство».
Четыре профессора и 60 студентов — против 12 профессоров и 200 студентов. Группа меньшинства замахнулась ни много ни мало на создание нового метода обучения архитектурному творчеству, посредством которого создавалось и развивалось первое авангардное направление в архитектуре — рационализм. Ладовский был идейным вдохновителем и творческим лидером, на ходу изобретая программу, аналогов которой не было в мире. Она стала отражением творческого кредо Ладовского, сформулированного и написанного карандашом на проекте «Архитектурное явление коммунального дома» для Живскульптарха (1919 год):
Первое задание, которое Ладовский дал студентам ВХУТЕМАСа, повергло в шок профессоров Архфака и навсегда поменяло угол восприятия профессии студентами. Для того чтобы оценить революционность подхода спустя сто лет, необходимо держать в голове века копирования колонн, капителей, арок, фризов и карнизов и проектирования по мотивам давно придуманных и много раз использовавшихся форм. Ладовский же попросил студентов сделать чертеж параллелепипеда и художественно обработать его поверхности. Задача состояла в выявлении его пропорций, соотношения сторон, высоты и длины рёбер этого геометрического тела, которое составило 2:3.
Ничего сложного в соблюдении этих пропорций на первый взгляд нет. Но Ладовский впервые заговорил о масштабе, с которым работает архитектор, и о необходимости помочь справиться с этим масштабом будущему пользователю архитектуры. Очень просто считать форму предмета, помещающегося у тебя на ладони, но когда речь идёт об огромном здании сложной конфигурации, так ли легко выявить эту форму? Хочет ли архитектор, чтобы была выявлена именно та форма, которая прочитывается в плане, или желает направить воспринимающего по другому пути?
Ладовский заговорил о психологии восприятия, о власти архитектора над сознанием человека. Зодчий может внушить зрителю впечатление от объекта. И там, где толстая стена, с помощью приёмов её обработки добиться ощущения лёгкости. А там, где огромный зал, с помощью ритма опор указать путь, по какому проходу идти, и что ждёт в конце пути — то есть проработать сценарий взаимодействия человека с пространством. Ладовский говорил, что, прежде чем смотреть на существующие памятники архитектуры, художественные достоинства которых он не отрицал, следует научиться понимать и создавать форму самостоятельно. В течение двух лет студентов последовательно обучали управлять восприятием человека — сначала на отвлечённых заданиях, где оттачивалось мастерство работы с формой как таковой, потом на производственных, где уже усвоенные приёмы применялись для решения конкретных задач на зданиях с определённым функционалом.
Ладовский за три года своей работы в ОБМАСе перевернул представление об обучении архитекторов и поставил под сомнение педагогическую модель, которой пользовались профессора группы большинства. Тем удивительнее, что, несмотря на открытое противостояние, Ладовскому удалось отстоять своё детище — дисциплину «Пространство».
В дальнейшем она стала основой педагогики всего ВХУТЕМАСа, за которую боролись и которую отстаивали все, включая бывших яростных противников программы. Её наследие легло в основу архитектурного образования всего XX века.
Время расставляет всё по своим местам, и мне радостно, что сейчас, в XXI веке, это правило работает: мы говорим о Николае Ладовском и отдаём ему должное. Несмотря на годы забвения зодчего, дело его жило и продолжает жить во всём новом, что изобреталось и изобретается в архитектуре.
